Облака 08.07.2014

ОБЛАКА

08.07.2014

В эфире программа «Облака»...

Это передача о заключенных, для заключенных и для всех тех, кому не безразлична их судьба.

Здравствуйте. У микрофона Ирина Новожилова.

Согласно Уголовному кодексу Российской Федерации, преступлением признается «виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное настоящим кодексом под угрозой наказания». Фактически преступление – это акт, совершенный против правил, принятых государством. Такое понимание преступления долгое время оставалось прогрессивным и служило для защиты прав граждан. Нарушение нормы закона было важнейшим основанием применения санкций в отношении виновника.

Но помимо юридических оснований существует понимание того, что преступление есть зло, и что люди должны воспитываться в идеологии нетерпимости к совершению преступления. При этом у многих людей оценка тяжести совершенных деяний в основном совпадает. Остается вопрос о способе реагирования на те или иные преступления.

Сейчас основные усилия правоохранительной системы тратятся на то, чтобы установить виновность, назначить наказание и исполнить его. Но парадокс в том, что в этом случае правонарушитель чаще всего уходит от осознания своей ответственности, а чувства и переживания жертвы игнорируются.

Кроме того, происходит отождествление преступления и человека, его совершившего. Официальное правосудие исходит из того, что виновность должна быть установлена, а виновный должен «получить по заслугам» и пострадать во имя справедливости. При этом совершенное действие подпадает под категорию преступления только в том случае, когда имеет место формальное нарушение закона, а критерием правосудия является соблюдение надлежащей правовой процедуры. Таким образом, переживания пострадавшего, как жертвы, и чувства преступника, признанного виновным и наказанного, остаются вне сферы внимания существующей системы правосудия. Справедливость торжествует только в глазах Закона, но не общества, которое получает лишь частичное и формальное удовлетворение. Если обратиться к традиционной практике прошлых веков, то русское крестьянское общество было заинтересовано не в том, чтобы покарать человека, а в том, чтобы он загладил вред, нанесенный правонарушением. У микрофона руководитель общественного Центра «Судебно-правовая реформа» Рустем Максудов:

Самое страшное было, когда человека отправляли в тюрьму в период посевных работ, сельскохозяйственных работ, и, если это происходило, его семья вообще могла умереть с голоду. Поэтому кара, наказание было не том, чтобы человек сидел в тюрьме, а том чтобы он загладил вред. Конечно это не все преступления, потому что были особо тяжкие преступления, были какие-то вещи, с которыми люди не могу смириться. Но эти преступления не составляют большинства по статистике, а больше всего так называемых преступлений «бытовых» на жаргоне тех, кто занимается уголовным правосудием.

Бытовые преступления совершаются, как правило, в состоянии сильного эмоционального возбуждения, стресса, и часто люди потом раскаиваются. Именно для таких видов правонарушений существует восстановительное правосудие, которое предполагает иной ответ со стороны государства и общества, нежели кара и уголовное наказание в виде лишения свободы.  Сейчас процедура уголовного преследования скорее мешает углубить раскаяние и сожаление, если оно возникает у правонарушителя. Даже если этот процесс не заканчивается наказанием в виде лишения свободы, вся процедура построена на отвержении правонарушителя. Даже не будучи осужден, он фактически получает клеймо преступника, особенно, если его заключили под стражу на время следствия и суда – по-русски это называется «посадить в тюрьму» и звучит фактически как 100-процентное признание его вины.

Обстановка, в которой проходит судебный процесс, еще более усиливает виновность человека в глазах общества: клетка, где находится подсудимый, форма обращения с ним – все это демонстрирует, что человек, оказавший на скамье подсудимых, не такой как все, между ним и законопослушными гражданами – непреодолимая пропасть. Часто этому способствуют и средства массовой информации, которые показывают лицо человека до вынесения приговора, и тем самым окончательно ставят на нем позорное клеймо отверженного обществом. С другой стороны, участие адвокатов помогает человеку обелить себя в своих собственных глазах.  И так он постепенно превращается в жертву. Продолжает руководитель Центра «Судебно-правовая реформа» Рустем Максудов:

Потом, когда человек сидит в тюрьме, он во всем винит других – виновата семья, школа, жертва преступления. И все устроено так, что человек не чувствовал, что он что-то сделал. Сегодня мы можем читать исследования социологов, которые показывают, что шансов попасть в тюрьму у неустроенного человека намного больше. То есть тот человек, который не смог найти себе работу постоянную, кто не обрел семью, которого как бы раскачивает ситуация, который потерял свои корни, у него шансов попасть в тюрьму намного больше. И такие неустроенные и попадают. А когда они вместе собираются, они начинают транслировать не общественные ценности, а фактически те вещи, которые мы не принимаем – право сильного, возможность агрессивно себя вести, возможность не соблюдать общественные нормы.

Само преступление начинает восприниматься почти как норма. И уголовное наказание, назначаемое государством, работает против общества.

Поэтому преступления с одной стороны вносят разлад в общество. Они разрушают отношения между людьми. А с другой стороны наша реакция на преступления содействует еще большему разрушению. Отсюда возникло восстановительное правосудие, как идея, как технология. Во всех странах стала критиковаться западная, передовая система правосудия.

Сегодня во всех странах Европы, в Новой Зеландии, Австралии, Канаде, во многих штатах США практикуются программы восстановительного правосудия, когда правонарушителю предлагается обсудить то, как он может загладить вред, нанесенной пострадавшему.

***

Для того чтобы обеспечить возможность диалога между пострадавшим и его обидчиком, необходимо участие посредников - специально обученных людей, которые используют технологии, дошедшие до нас из прошлого и соответствующим образом переработанные.  Эти люди делают то, что раньше делали старейшины и священнослужители. Это могут быть как представители государственных органов, как, например, в Новой Зеландии, так и представители общественных организаций, что практикуется  во многих странах Западной Европы. У микрофона руководитель Центра «Судебно-правовая реформа» Рустем Максудов:

Они содействуют тому, что люди сами, без поддержки, не могут сделать. Не может потерпевший прийти сам к обидчику, не может обидчик сам прийти к потерпевшему, потому что он тоже может или бояться, или не понимать…у него тоже стереотипы бывают, и он тоже может обвинять в чем-то потерпевшего, особенно, если он своими действиями тоже содействовал тому, чтобы возникла эта ситуация.

Центр «Судебно-правовая реформа» в 25 регионах России поддерживает группы специалистов, которые практикуют технологии разрешения конфликтов и криминальных ситуаций, направленные на восстановление общественных ценностей.

Общественные ценности заключаются в том, что  очень важно, чтобы люди после совершения преступлений осознали последствия, поняли, как сделать так, чтобы это не повторилось и вместе приняли обязательства, как исправить то, что произошло, что можно для этого сделать. И часто деньги являются не самым важным для этого. Часто люди ждут извинения.  

Моральная, психологическая сторона очень важны. Даже после осуждения, во время отбытия наказания в местах лишения свободы, многие хотели бы загладить причиненный вред. Но они не знают «как», и сама обстановка в тюрьме не содействует этому.

Я знаю, что во многих колониях под копирку пишутся письма о том, что человек извиняется, просит прощения и так далее…Но ведь это все формальные вещи. Человек не осознал ту боль, которую принес. Он не сопереживает человеку. Он не понимает всю глубину этой ситуации. Ни для себя, ни для своих близких, ни для близких жертвы. Как вот можно написать такое письмо под копирку?!

Такое письмо может быть только результатом большой внутренней работы человека. Оно должно исходить от самого человека, от его личности, и оно может быть даже не оправлено…

Оно должно быть написано. Оно должно ждать своего часа. И в этой ситуации человек сбросит с себя камень. Потому что камень, он все равно есть. Вот этот червяк, который внутри, он все равно живет.

Нормальный человек всегда понимает, что он сделал. Хотя он и старается это забыть, отодвинуть поглубже в свое подсознание. И обстановка в тюрьме этому только помогает. А после освобождения он выходит, думая, что все забыл, а все считают, что наказание он получил, и справедливость восторжествовала…

Но, а какая восторжествовала справедливость, если он даже не знает, что происходило с жертвой, с потерпевшим. А потерпевший не знает, что происходило с ним. Извлек ли он какие-то уроки? Понял ли он, что он сделал? Вот какая справедливость возникает, если люди даже не знают друг о друге …вот это самая яркая и самая тяжелая несправедливость для людей.

Обычно люди стараются вообще обо всем этом не думать, пока их это не коснется. Но когда они сталкиваются с судебной системой, то даже жертвы не связывают суды со своими представлениями о справедливости.

В наших практиках у жертв была возможность сравнивать, как к ним относились в суде и как к ним относились в программах восстановительного правосудия. Я помню, как мать подростка отказалась от медиации, а через неделю я ей позвонил и она согласилась. И когда я спросил, почему вы согласились, она сказала, что меня в суде даже не выслушали. Что происходит с человеком, в каком он состоянии – это никого не интересует.

***

Уголовное правосудие, безусловно, необходимо в тех случаях, когда не срабатывают общественные институты. Но там, где люди сами могут решать вопросы, где «случается» подлинная справедливость, там оно не должно ступать на поле. Сегодня такого баланса между государственным уголовным правосудием и общественными, восстановительными технологиями разрешения криминальных конфликтов не существует. Возможно, его еще долго не удастся достичь, поскольку все развивается за счет энтузиазма отдельных представителей профессиональных сообществ в регионах и без поддержки государства. Которой не ждут и даже опасаются. Продолжает руководитель Центра «Судебно-правовая реформа» Рустем Максудов:

То состояние ума у чиновников, которое сейчас есть, на мой взгляд, не позволяет полноценно участвовать в работе. Слава богу, мы сегодня отрабатываем эти программы без вмешательства государства. Оно нам не мешает и слава богу. Вот если оно начнет вмешиваться и еще раз, заново, будет контролировать это все, вот здесь мы получим еще один виток, где будут насаждаться эти программы восстановительного правосудия… ПА так, это соответствует общественным ценностям! Теперь в каждом ауле-кишлаке будет служба, мы ей дадим план, и пусть она только попробует в месяц не проводить 10 программ. И вы у нас будете отчитываться.

В то же время сегодня на региональном уровне довольно много людей, действительно понимающих и действительно пытающихся создать такую систему, в которой этот баланс – между уголовным правосудием и общественными восстановительными технологиями –есть. Большей частью это представители комиссий по делам несовершеннолетних, поскольку технологии пока развиваются в основном в отношении подростковых правонарушений. От системы уголовного правосудия на данном этапе требуется только одно – понимание. Все остальное, то есть сложный процесс выстраивания рабочих моделей, должен происходить на региональном уровне и своими силами.

Вы слушали программу Облака.

Всем привет.