Народные судьи: Суд и гражданское общество

, 10 (3756)

 
Народные судьи: Суд и гражданское общество
 
 
 Вы читаете расширенный вариант статьи. Опубликованный в газете «Ведомости» текст можно посмотреть в смарт-версии этого номера.
 

Суд присяжных — это элемент гражданского общества в правосудии. Он приобщает граждан к осуществлению госвласти и позволяет ее контролировать. Не случайно он получил наибольшее распространение в англосаксонских странах, где суд воспринимается скорее как общественный институт. Отторжение суда присяжных свидетельствует о чиновничьем характере нынешнего российского правосудия.

В ходе судебной реформы 1864 г. суд присяжных для уголовных дел был введен в необычайно широком размере. По подсчетам А. Ф. Кони, ему было подсудно втрое больше дел, чем во Франции, и вчетверо больше, чем в Австрии. Он придал уголовному процессу открытый и состязательный характер. В первые годы публика ломилась на процессы, они составляли настоящую конкуренцию театрам.

Участие присяжных снижало репрессивность суда в среднем на 12%. Самый громкий вердикт присяжных — это именно пример вопиющей снисходительности: в 1878 г. петербургский окружной суд признал невиновной Веру Засулич, выстрелившую в градоначальника Трепова под впечатлением от беззакония, учиненного им в отношении политического арестанта. Оправдание Засулич более всего повредило суду присяжных во мнении властей. Реакционеры смаковали подобные случаи, началась кампания черного пиара против «суда улицы». Возник повод для ограничения его компетенции, некоторые дела было предписано рассматривать при закрытых дверях (в середине 1870-х — 0,8%, а в 1894 г. уже 7,4%). Но эти ограничения были незначительными и во многом разумными.

Между тем из истории с Засулич вовсе не следовало, будто суд присяжных для России не годился. Он нуждался лишь в доработках. Составители судебных уставов устранили имущественный ценз для лиц, занимавших выборные должности по крестьянскому самоуправлению: они ошибочно надеялись, что большинство присяжных будут зажиточными и культурными. Однако богатые крестьяне избегали выборных должностей, и на практике в присяжные попадали не самые отборные из крестьян. При этом представители «образованных классов» — дворяне, чиновники, купцы — преобладали только в столичных судах (около 2/3). Именно столичный, максимально «недемократический» и совсем не характерный для России в целом состав присяжных оправдал Засулич. Для петербургских присяжных это был не первый подвиг такого рода. Парадоксально, что именно их решения вызвали нападки на наиболее демократический элемент тогдашней государственности. В любом нестоличном суде коллегия присяжных состояла преимущественно из крестьян, которые сурово относились к преступлениям против церкви и государства. Они вряд ли оправдали бы Засулич.

Современная проблематика обнаруживает немалое сходство с тогдашней. Имперский Петербург был столь же специфичен для России, как нынешний Северный Кавказ. Когда в 2010 г. Владимир Путин сказал, что «суды присяжных работают неэффективно, в некоторых регионах они принимают решения по клановому этническому признаку», все поняли, о каких регионах речь. Под этим предлогом суд присяжных в РФ был крайне урезан и, по сути, превращен в чистый декорум. Ряд поправок последних лет изъял из его компетенции наиболее важные уголовные составы политического характера (терроризм, шпионаж, госизмена, насильственный захват власти, вооруженный мятеж, диверсии, массовые беспорядки). Реальной причиной умаления суда присяжных было то, что присяжные не очень склонны попустительствовать следствию и хуже прощают его ошибки.

Что касается нехватки у присяжных современного правосознания, то тут Россия не уникальна, такая проблема известна и англосаксонскому «общему праву». Для ее решения там использовался такой инструмент, как «специальный вердикт»: от присяжных требуется сообщить свое мнение только о фактах дела, событии преступления и участии в нем подсудимого, не касаясь вопроса о его виновности, т. е. не давая юридической оценки. Именно специальный вердикт был затребован у присяжных в одном из самых знаменитых дел в истории «общего права» — «Королева против Дадли и Стивенса» (1884), где перед судом стояла задача ниспровергнуть архаичный морской обычай, который оправдывал каннибализм ради спасения жизней потерпевших кораблекрушение. Механизм специального вердикта может быть эффективен в таких случаях, и лучше использовать его, чем вовсе отказываться от суда присяжных.

Сталкиваясь со случаями пристрастности или уязвимости присяжных, законодатели избирают разные пути. Путь легкий и бездумный — сильно урезать компетенцию суда присяжных или упразднить его напрочь (так было сделано в Индии в 1959 г. после громкого оправдательного вердикта; то же советовал Александру III Победоносцев, но безуспешно). Трудный, но разумный путь — заняться вдумчивым совершенствованием этого института, как это происходило в Российской империи, пусть и ценой ошибок. Опыт современных юрисдикций показывает, что «судьи из народа», в принципе, могут быть успешно защищены от влияния среды и давления преступных группировок. Когда публичная власть действительно хочет этого добиться, она просто это делает, не ссылаясь на трудности. Так, в ходе «Большого процесса» в Палермо в 1986-1987 гг. итальянское государство сумело оградить от всякого давления непрофессиональных членов суда — по сути, простых местных обывателей. Их вердикт нанес тяжелейший удар сицилийской «Коза ностра», самой мощной преступной организации в современной истории. Мафия, считавшаяся всесильной, не смогла повлиять на суд. А в России государство идет по легкому пути, заранее расписываясь в неспособности своих бесчисленных silovics справиться с аналогичной задачей.

Это вторая статья из цикла, посвященного судебной реформе 1864 г. Первую читайте в «Ведомостях» от 5.12.2014.

 Автор — гендиректор ООО«Институт прецедента»