Сентябрь 2017: Великое снижение преступности

Современная криминология – зонтичная дисциплина: хотя в центре ее внимания находится преступность вообще, поражает разнообразие научных областей и тем, которые затрагиваются в криминологических исследованиях. На прошедшей в начале сентября в Кардиффе ежегодной конференции Европейского общества криминологов собрались социологи, юристы, экономисты, политологи, географы, химики, лингвисты и многие другие ученые. Обсуждаемые темы тоже разнились: убийства, наркотики, торговля людьми, виктимология, пространственные и временные модели преступности, гендерные аспекты насилия, ювенальная юстиция, работа полиции (policing), жизнь в тюрьме, умные города и контроль за преступностью в них и т. д. Лейтмотивом почти всех докладов было плохо скрываемое сожаление по поводу относительно недавнего феномена (последние 25 лет) – так называемого «великого снижения преступности» (great crime drop). Все эти годы оно озадачивает исследователей в развитых странах, являясь одновременно радостью и горем для ученых: преступлений становится меньше, снижается общественная значимость криминологических исследований и, как следствие, финансирование научных разработок.

Первые отголоски великого спада преступлений заметили в США. После общественной истерии 1980-х гг. (которую можно проиллюстрировать фильмами «Робокоп» или «Побег из Нью-Йорка», рисовавшими мрачные картины общества будущего, переполненного криминальными элементами) криминологи обнаружили, что преступность почти всех типов идет на спад. Уже к началу 2000-х как регистрируемая правоохранителями, так и фиксируемая виктимологическими опросами преступность снизилась более чем на 70%. Поначалу феномен считался сугубо американским, но уже к середине нулевых стало понятно, что тренд на снижение преступности затрагивает все развитые страны.

Спор о причинах идет до сих пор. Человеческая цивилизация что-то сделала правильно, раз преступлений стало меньше. Но что именно?

На данный момент существует около 20 гипотез разного уровня сложности, объясняющих спад преступности. Среди них такие: экономический рост (подъем всеобщего благосостояния привел к уменьшению преступности), увеличение тюремного населения (все криминальные элементы сидят за решеткой и преступления совершать больше некому), более эффективная или многочисленная полиция (полиция стала лучше работать и успевает предотвратить преступления), легализация абортов (потенциальные преступники из малообеспеченных и маргинализованных семей не рождаются), усиление иммиграционных потоков (криминологи давно обнаружили, что иммиграция снижает уровень преступности), повышение потребительской уверенности (люди больше не покупают с рук краденые товары), радикальное снижение загрязнения свинцом (краски и бензин, содержащие свинец, по всей видимости, ответственны за проблемы со здоровьем у нескольких поколений детей, рождавшихся в индустриальных державах, одним из симптомов систематического отравления свинцом в детстве является общее снижение когнитивных функций и уровня социальной адаптации, что увеличивает шансы совершать преступления), демографический спад (преступность – удел молодых, а развитые страны стареют), технологическое развитие средств безопасности (камеры наружного наблюдения, GPS-трекеры, сигнализации и другие технологии позволяют эффективно раскрывать и предотвращать).

В приведенном списке отсутствует еще несколько предположений, которые могли бы объяснить снижение преступности в конкретной стране, но не подходят для объяснения глобального тренда. Например, существенное сужение рынка крэка в США: этот крайне криминогенный наркотик повышает уровень агрессии у своих потребителей, но он слабо распространен за пределами Америки.

Современная криминология имеет твердые доказательства того, что практически каждый из упомянутых выше факторов (кроме экономического роста) снижает преступность, однако хорошее объяснение должно учитывать несколько важных уточнений. Несмотря на то что великое снижение преступности началось практически одновременно (в начале 1990-х) и повсеместно (среди всех развитых стран), оно происходило неравномерно в отношении различных типов преступлений. Например, угоны автомобилей продолжали быть большой проблемой в Канаде вплоть до середины 2000-х. Кроме того, влияние некоторых факторов было нелинейным – население США в 1990-е гг. не старело в отличие от европейского или японского, а, наоборот, молодело. Мировые миграционные потоки то усиливались, то ослабевали в течение всей второй половины XX в., не ведя к глобальным всплескам или снижениям преступности. Наконец, великое снижение преступности не затронуло две сферы: кражи мобильных телефонов и так называемые e-crimes – киберпреступления, связанные с компьютерами и компьютерными сетями.

Этот кажущийся тупик был обнаружен британо-голландской группой криминологов во главе с Грэхемом Фареллом, который и предложил систему проверки гипотез. Если гипотеза не удовлетворяла одному из критериев (например, не могла объяснить, почему преступность разных типов снижалась неравномерно или почему количество краж и киберпреступлений выросло), то от нее отказывались. В итоге оказалось, что всем перечисленным критериям соответствует только одно предположение – гипотеза о технологической секьюритизации. Действительно, развитие технологий безопасности практически совпало с общим трендом на компьютеризацию и миниатюризацию конца 1980-х. Они проникали в жизнь разных стран неравномерно, и история с канадскими угонами объясняется тем, что вплоть до середины 2000-х беспечные канадцы в значительной степени пренебрегали установкой автосигнализации. Однако технология – это обоюдоострый меч, и, нанеся серьезный удар по всей старой преступности, она одновременно создала питательную среду для новой.

Где же Россия в этом мировом тренде? В 1990-е гг. Россия, наоборот, имела всплеск преступности, связанный с крушением советской (в том числе правоохранительной) системы. Однако с начала 2000-х последовало снижение уровня преступлений, которое, несмотря на перекошенную систему сбора криминальной статистики и отсутствие виктимизационных опросов в России, можно увидеть на статистике убийств. Недавно Генпрокуратура опубликовала данные об общем снижении преступности в России (за исключением Чечни, где рост скорее всего отражает улучшение ее регистрации официальными органами). Вопрос о роли технологий в спаде преступности в России является открытым.

Но, несмотря на некоторый спад, Россия в 1,5–2 раза обгоняет развитые страны по уровню преступности. Огромные массивы данных, которые собираются правоохранительными органами в России, пока слабо проанализированы. Если российская криминология наверстает упущенное и будет лучше представлена в международной науке, то она может обеспечить себе хорошее будущее.

Авторы – младшие научные сотрудники Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге